Русский религиозный философ Николай Бердяев (1874-1948) со страниц своего труда «Смысл творчества» (1916) говорит о том, что любовь «не от “мира сего”, она не здешний цветок, гибнущий в среде этого мира». Образ «нездешних цветов» проявляется и в стихах другого религиозного мыслителя, мистика и поэта Владимира Соловьёва (1853-1900):
Эти звезды мне стезею млечной
Насылают верные мечты,
И растят в пустыне бесконечной
Для меня нездешние цветы.
(1892)
По мнению искусствоведа и куратора Татьяны Вендельштейн, нездешние цветы художника Владимира Яковлева «ведут свою “родословную” из разных культурных источников: как от “Цветочков” Франциска Ассизского, так и от известного жанра китайской живописи “Цветов и птиц”». Также она указывает на то, что «цветы Яковлева – создания некоего воображаемого небесного “гербария”». Эта галерея «портретов» цветов выступает в качестве своеобразной оранжереи, уникальные образцы которой «экспонируются» не в ботаническом саду, а на бумаге или картоне, чаще всего при помощи засохшей гуаши. Поэт Геннадий Айги свидетельствовал: «Яковлев говорил, что искусство – это средство преодоления смерти. Он говорил об этом невероятно, фантастично, тонко и необычайно диалектично, парадоксально». «Засохшие» нездешние цветы Владимира Яковлева – это победа над тленностью бытия, попытка запечатлеть своеобразную красоту каждого лепестка в неповторимой форме выражения. Как утверждает Татьяна Вендельштейн, художник «подарил нам <…> прекрасный Эдемский сад своих цветов, цветов знаменитой баллады Анри Волохонского “Город Золотой”, цветов Небесного Иерусалима, о котором, вероятно, Яковлев грезил в скорбных больничных палатах».
В концертной программе представлен «букет» из фортепианных миниатюр, инструментальных дуэтов и вокальной музыки зарубежных и отечественных композиторов конца XIX – первой половины XX века, где тем или иным образом прослеживается «цветочный лейтмотив».