Звуки природы, в особенности пение птиц, будоражили фантазию композиторов во все времена. Представители разных стран и культур от эпохи Ренессанса до наших дней наслаждались искусными трелями и руладами крылатых певцов, вдохновлялись таинственными шорохами леса и плеском воды, переводя все это на язык музыки, зафиксированный в нотном стане. Среди наиболее известных произведений, вдохновленных пением птиц, можно упомянуть сочинения Клемана Жанекена (1485–1558), Орландо Гиббонса (1583–1625), Адриано Банкьери (1568–1634), Мориса Равеля (1875–1937), Оливье Мессиана (1908–1992), орнитолога по второй профессии, и многих других.
Русская музыка также изобилует трибьютами природному миру. Особое место в этой панораме музыкальных натюрмортов и пейзажей занимает знаменитый романс «Соловей» (1826) Александра Алябьева (1787–1851), от которого протягивается арка в XX век с его новыми возможностями и экспериментами.
Так, Эдисон Денисов (1929–1996), главный импрессионист звука среди нонконформистов, создает «Пение птиц» (1969) для клавесина (подготовленного рояля) и магнитофонной ленты. «Вся пьеса сделана на материале пения птиц, звуков леса, а также некоторых электронных звучаний, — объясняет композитор. — Электронный материал использован крайне деликатно: только некоторые красочные пятна и кластеры. Партия солиста записана графически, символами, которым соответствуют разные способы звукоизвлечения на струнах и клавишах фортепиано или какого-либо другого инструмента по желанию исполнителя. Символы расположены в виде концентрических колен и „прочитываются“ солистом от края к центру».
Для Софии Губайдулиной (р. 1931) флора в общем привлекательнее фауны (исключением можно считать музыку к мультфильму «Маугли»). На это указывают программные названия отдельных сочинений: «Розы» (1972), цикл из пяти романсов на стихи Геннадия Айги (1934–2006); «Звуки леса» (1978) для флейты и фортепиано; инструментальное трио «Сад радости и печали» (1980); «В тени под деревом» (1998) для японских кото и бас-кото, китайского чжэна и симфонического оркестра.
Как и София Губайдулина, композитор Валентин Сильвестров (р. 1937), в прошлом один из участников неформальной группы «Киевский авангард», в 1970-е годы испытывал интерес к поэзии Геннадия Айги. В 1977–1978 годах он создает на его стихи цикл «Лесная музыка» для сопрано, валторны и фортепиано. Сочинение предваряет посвящение памяти художника Валерия Ламаха. Пейзажная лирика чувашского поэта переливается тихими пасторальными созвучиями музыки киевского Шуберта. Воздушность и невесомость письма впоследствии станет одной из отличительных черт багательного стиля Сильвестрова.
Сплав анималистики и стихии юмора проявился в вокальном цикле «Веселые песни» (1971) Сергея Слонимского (1932–2020) для сопрано, флейты-пикколо, тубы и ударных на стихи Даниила Хармса (1905–1942). Здесь обэриутская абсурдность, описывающая перипетии существования советского человека в предлагаемых обстоятельствах, схлестывается с миром детской сказки: Иван Топорышкин со своим пуделем в «Скороговорке», «Тигр на улице», «Сказка о лисе и зайце».
«Логико-философский трактат» Людвига Вигенштейна заканчивается фразой «То, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием». Картины и скульптуры иногда «разговаривают» со зрителем. Иногда молчат о сокровенном. Работы Валентины Кропивницкой — таинственный и загадочный мир. Ее условные ландшафты населяют странные существа: полулюди-полузвери, не то ослики, не то лошадки, длинноухие, с тонкими гибкими телами и печальным взглядом раскосых глаз. Эту лирическую вселенную Валентина Кропивницкая создавала как свой личный универсум и альтернативу барачному Лианозову, ставшему для нее, как и для Оскара Рабина, символом всей страны. В юности она писала стихи и фантастические рассказы, позднее эти образы воплотились в ее картинах, каждая из которых становилась поэтическим иносказанием о доброте и человечности. Плавность линий и мягкий колорит словно убаюкивают зрителя, перенося его в царство волшебных сновидений, проступающих сквозь вязь растений и деревьев и повествующих о вечном экзистенциальном одиночестве каждого живого существа. По одной из версий, эти существа — людские души и сама Валентина Кропивницкая. Кира Сапгир писала о ней: «Художница рисует „на неведомых дорожках следы невиданных зверей“. Там, среди неслышного шелкового шелеста — хорошенькие кроткие создания с копытцами и трогательной челочкой. Приветливые и молчаливые. Приветливой и молчаливой была и она сама».
Игорь Шелковский известен в первую очередь как скульптор-минималист. Его стиль сложился в 1970-е — лаконичный и ясный, соединяющий выразительность пластики и знака. Несмотря на повсеместное в советском андеграунде увлечение искусством Запада, на становление его художественного языка повлияло восточное искусство. Отсюда выверенная минималистичность и в то же время всеобъемлющая полнота. Для своих скульптур он выбирает трудные для физического воплощения объекты: небо, воздух, природу, город. Для художника молчание это не отсутствие слова или звука, а отсутствие цвета. Скульптуры Шелковского заключают в себе тишину белизны. Каждое произведение художника, по мнению современных исследователей, есть «четкая артикуляция до конца додуманной и пластически оформленной мысли». Когда все сказано, остается только Молчание.